ЭРДМАН Николай Робертович (1900-1970)

Русский советский драматург, поэт, сценарист. Лауреат Сталинской премии второй степени (1951).

Николай Робертович Эрдман написал две пьесы: «Мандат» и «Самоубийца». Все прочее — сценарии, либретто, скетчи, ревю, записки на манжетах. И, тем не менее, он считается одним из самых больших драматургов ХХ века. Маяковский его просил: «Научите меня пьесы писать!» Есенин считал самым одаренным поэтом-имажинистом. Горький приглашал на Капри и одобрительно отзывался о «Мандате». Им восхищались Булгаков и Зощенко, Пастернак и Мандельштам, Платонов и Эйзенштейн, корифеи МХАТа, Вахтанговского театра и ГосТИМа.

Он родился 3 (16) ноября 1900 года в Москве в семье бухгалтера, обрусевшего немца-лютеранина Роберта Карловича Эрдмана. Мать - Валентина Борисовна - русская-православная.

Стихи писал с 9 лет. В 1918 году был завлечен Вадимом Шершеневичем в кампанию Сергея Есенина и Анатолия Мариенгофа. В 1919 году, вместе с братом Борисом, художником, Николай Эрдман  уже участвовал в обсуждении текста «Декларации имажинистов» и в деятельности этой поэтической организации. В 20-е годы Эрдман выступил как драматург. Он сотрудничает с экспериментальными театрами Н. Фореггера и Б. Фердинандова, обрабатывает водевиль «Лев Гурыч Синичкин» для театра имени Евг. Вахтангова, пишет обозрения и скетчи для кабаре «Кривой Джимми». Их эстрадная броскость и кабаретный стиль перешли в стиль первой «крупноформатной» комедии Эрдмана «Мандат» (1925), поставленной Всеволодом Мейерхольдом в ГосТИМе и  немедленно ставшей событием театральной и литературной жизни.

После первой домашней читки «Мандата»  отец драматурга Роберт Карлович пророчески резюмировал: «Доиграешься!» После следующей читки в «Крестьянской газете» пьеса обрела горячих сторонников в лице Шолохова и Платонова. Реплики из пьесы мгновенно разлетелись по Москве. А омандаченный «коммунист» Гулячкин, ради завлечения жениха для перезрелой сестры объявивший себя партийным, сам себе выписавший мандат и обучающий мамашу лавировать, и романтическая кухарка Настя, готовая управлять государством, сделались нарицательными персонажами.

В целом «Мандат» был произведением советской сатиры, насыщенным веселым смехом победителей, перекликающимся с антимещанскими комедиями Владимира Маяковского. Однако в нём было уже немало «шпилек», и в их числе знаменитая:

- А вдруг, мамаша, меня не примут [в партию – А.Н.]?

- Ну что ты, Павлуша, туда всякую шваль принимают.

Но времена были ещё относительно «мягкие», и «пролетарская цензура» подобный пассаж пропустила.

В 1928 году появляется вторая (и последняя) комедия Николая Эрдмана «Самоубийца». Время шло, у драматурга на многое открывались глаза, и новую комедию, «хоровод монстров в человеческом обличье», уже нельзя было назвать советской. Эрдман выявлял абсурд советской действительности, о которой один из персонажей «Самоубийцы» говорил: «В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мёртвый». Один из героев комедии – курьер Егорушка, представитель «класса-гегемона», выступающий, как олицетворение власти, и изрекающий: «Вдохновляетесь согласно постановлениям!», «Слово не воробей, выпустишь – не поймаешь, так вот, значит, выпустишь – не поймаешь, а за это тебя поймают и не выпустят», «Тир закрыт, а курьеры хотят стрелять».  Станиславский слушал «Самоубийцу» у себя в Леонтьевском и восклицал: «Гоголь! Гоголь! Сердце заходится...» Москвин стонал: «Погоди, дай отдышаться...»

И Станиславский, и Мейерхольд считали Эрдмана прямым продолжателем традиций Гоголя и Сухово-Кобылина. Они чувствовали в его пьесах глубину пластов, ответы на вопросы, которые вслух не произносились. Надежда Мандельштам о комедии «Самоубийца» много позже писала, что это пьеса «...о том, почему мы остались жить, хотя все толкало нас на самоубийство».

За «Самоубийцу» между МХАТом и мейерхольдовским ГосТИМом началась настоящая схватка: кто раньше? Не позволили никому. На генеральную репетицию к Всеволоду Мейерхольду должен был приехать Сталин. Вместо него были Каганович, Поскребышев и другие. Хохотали почти до финала громко и безостановочно. Вышли из театра молча, глубокой ночью, никому не сказав ни слова. Всем стало ясно — спектакль закрыт. Намертво.

Между тем роли были распределены уже и во МХАТе. Идеалист Станиславский вел переписку с «лучшим другом театра», моля о возможности поставить пьесу, «близкую к гениальности». Об этом же хлопотал и Горький. Сталин поигрывал с ними, позволяя до времени тешиться репетициями. Потом спектакль  закрыл. Чтоб неповадно было. «Самоубийца» так и не был поставлен при жизни автора. Надо лишь удивляться, что дело не кончилось наихудшим образом. Возможно, спас тогда драматурга полупрезрительный отзыв И.В. Сталина, высказанный в письме к К.С. Станиславскому: «Комедия пустовата и даже вредна».

По воспоминаниям Надежды Мандельштам, драматургом была задумана, но не написана пьеса «Гипнотизер», строящаяся на смене обычного и казенного языков.

Работа Николая Эрдмана в кино началась еще в 1926 году, и через год вышел на экраны поставленный по его сценарию фильм «Митя» (К сожалению, он не сохранился.) Режиссер фильма Николай Охлопков вспоминал, что сценарий написан о «трагических людях, сошедших с витрины провинциальной фотографии». Это трагическое ощущение комедиографа выплеснулось потом в «Самоубийце».  

В октябре 1933 года Николай Робертович был арестован в Гаграх, на съемках кинокомедии «Веселые ребята», одним из авторов сценария которой он являлся, вместе со своим соавтором-сценаристом Владимиром Массом (их фамилии сняли из титров фильма «Весёлые ребята»).  Арест произошел на глазах его отца, Роберта Карловича, игравшего роль немца-скрипача. Поводом для ареста стало выступление Василия Качалова, который, находясь под хмельком, прочитал прямо на правительственном приеме, в присутствии Сталина, неподцензурные басни Эрдмана и Масса. Последовал приказ «Изолировать». Узнав об аресте Эрдмана, Булгаков сжег ночью часть своего романа. А Эрдман... сочинил прощальную басню «Однажды ГПУ явилося к Эзопу и — хвать его за жопу. Смысл сей басни ясен: не надо этих басен». Но ему еще сказочно повезло. Власть-хищник ограничилась вегетарианской ссылкой на 3 года - сначала в Енисейск, а с 1934 года (в результате хлопот друзей) – в более благоприятный для жизни Томск. Первое письмо из Сибири, посланное маме, венчала подпись: «Твой сын Мамин-Сибиряк». В 1936 году Эрдмана освободили без права жительства в столице, разрешили поселиться в Калинине, затем он жил в Вышнем Волочке, Торжке, Рязани.

К счастью, у драматурга не было отнято право на работу. Будучи ссыльным, он пишет инсценировку горьковского романа «Мать» для томского театра, а затем, в соавторстве с М. Волошиным и режиссером Г. Александровым, создает сценарий кинокомедии «Волга-Волга» (1938). Сталин любил и знал «Волгу-Волгу» наизусть и частенько цитировал сосланного автора. Особенно нравились вождю сочиненные Эрдманом монологи Бывалова (Игоря Ильинского). Кто знает, может, эта маленькая слабость вождя и помогла драматургу уцелеть? Александров из титров «Веселых ребят» и «Волги-Волги» вырезал фамилии опальных соавторов. Арестован и уничтожен был оператор Владимир Нильсен. Были расстреляны многие участники обсуждения на «Мосфильме» сценария «Волги-Волги»: Соколовская, Даревский, директор студии Бабицкий. А текст любимой вождем комедии между тем изобиловал вовсе не безобидными по тем временам репликами. К примеру, маленькая Дуня прямо в камеру весело заявляла: «Смотри, автора поймали!»

В 1941 году Эрдман попросился добровольцем в армию. Однако его  добровольцем не взяли, зачислили вместе с другом и соавтором Михаилом Вольпиным в войсковую часть наряду с «лишенцами», раскулаченными и бывшими священниками. Без оружия и обмундирования шли они в арьергарде отступающей армии. Фашисты наступали буквально на пятки. Эрдман рассматривал врага в бинокль, сокрушаясь по поводу его количества и близости. «Что ж делать?» — спрашивали однополчане. Эрдман быстро переворачивал бинокль. «Смотрите, — восклицал он, — теперь их уже не так много, и они совсем далеко». Осенью 1941 года воинский эшелон, в котором находился Эрдман, задержался в Саратове, где в это время, в помещении местного ТЮЗа, работал эвакуированный МХАТ. Случайная встреча со мхатовцами стала фантастическим спасением для Николая Робертовича, у которого к тому же начиналась гангрена. Осмотрев нагноение, доктор наложил компресс на опухоль и обрисовал ее карандашом: «Если до утра нагноение выйдет за границу карандаша, будем ампутировать ногу». Но обошлось.  На имя директора МХАТ, народного артиста СССР И. М. Москвина пришло письмо, подписанное Л. П. Берия, с предложением Эрдману стать автором ансамбля песни и пляски НКВД. По этому письму Эрдмана сняли с эшелона и отправили в Москву, к новому месту работы. В клубе чекистов на Лубянке прихотливой волей судьбы собралась компания одареннейших мастеров. Голейзовский и Мессерер занимались там хореографией. Свешников был хормейстером, Юткевич отвечал за режиссуру. Шостакович — за музыку. Драматическим коллективом руководил Михаил Тарханов. Среди артистов числился и мобилизованный Юрий Любимов (с тех самых пор и началась его дружба с Эрдманом). Эрдман примерил обязательную чекистскую форму, взглянул на себя в зеркало и пожаловался Вольпину: «У меня, Миша, такое впечатление, будто я привел под конвоем самого себя».

После войны Эрдман писал сценарии к фильмам. За сценарий первого советского приключенческого боевика «Смелые люди» (1950), снятого по личному заказу Сталина, Николоай Робертович удостоился звания лауреата Сталинской премии и наконец-то получил «чистый паспорт». По его сценариям сняты художественные фильмы «Здравствуй Москва», «Спортивная честь», «Морозко», «Город мастеров», множество мультфильмов. Эрдман - автор многочисленных либретто оперетт (в том числе - признанного шедевром русского либретто оперетты «Летучая мышь». Однако много времени и сил занимала поденщина:  сочинение, многочисленных интермедий, куплетов к спектаклям, либретто цирковых представлений и  правительственных концертов. Арест и ссылка подорвали Эрдмана.  Его дар драматурга был оборван на скаку, пьес он больше не писал. В последние годы жизни отдушиной для Николая Робертовича стало сотрудничество с молодым Театром на Таганке.

Ещё в 1928 году Николай Эрдман познакомился с молодой актрисой МХАТа Ангелиной Степановой, с которой долго был связан непростыми, даже трагическими отношениями: оба тогда имели семьи. Всё время ареста и ссылки состоял с ней в переписке. В 1934 голу Ангелина навещала Николая в Томске. Однако спустя некоторое время, после развода с мужем, Степанова стала женой писателя Александра Фадеева. Переписка Степановой и Эрдмана сохранилась, и через много лет, в 2007 году, была издана.

Николай  Робертович Эрдман умер в Москве 10 августа 1970 года. Похоронен на новом Донском кладбище, непосредственно за бывшим зданием Донского крематория. (На надгробии почему-то указан год рождения 1902 вместо 1900.) Его смерть прошла почти незамеченной официальной печатью. Лишь «Вечерняя Москва» в углу последней страницы поместила небольшое извещение в черной рамке о смерти какого-то киносценариста.        Кинорежиссер Л. Трауберг на склоне лет сокрушался: «...какая потеря! Какой дьявольский заговор уничтожения лучшего, что существует в нашей породившей великое искусство стране...».

Долгие годы драматург Николай Эрдман оставался более известным на Западе, чем в своей стране. Пьеса «Самоубийца» была поставлена режиссером В.Н. Плучеком в Московском Театре сатиры лишь в 1982 году.