АЛЬТМАН Иоганн Львович (1900-1955)

Советский литературовед, литературный и театральный критик. Один из подвергшихся преследованиям по так называемому «делу театральных критиков-антипатриотов» (конец 1940-х – начало 1950-х годов).

Иоганн Альтман родился 1 мая 1900 года в бессарабском местечке Оргеев (теперь райцентр Оргеевского района республики Молдовы). В юности некоторое время был эсэром, позднее вступил в коммунистическую партию. С 1921 года жил в Москве, где в 1926 году окончил Московский государственный университет, а в 1932 году - литературное отделение Института красной профессуры.

С 1933 года Иоганн Альтман  занимался рецензированием московской театральной жизни и печатал литературоведческие работы о творчестве классических и советских драматургов, становлении театральной жизни в советских республиках (Армении, Грузии, Азербайджане). Его перу принадлежат монографии: «Новая драма и проблема классики» (1935), «О задачах театральной критики» (1935), «Драматические принципы Аристотеля» (1936), «Теория драмы Лессинга» (1936), «Лессинг и драма» (1939), «Проблемы советской драматургии эпохи Великой Отечественной войны» (1946), книга о грузинском актёре А. А. Хораве («Акакий Алексеевич Хорава», 1947) и другие работы. В 1936-38 годах Альтман являлся главным редактором газеты «Советское искусство», а с 30 апреля 1937 года стал первым редактором журнала «Театр» (до 1941 года).

В годы Великой Отечественной войны И.Л. Альтман – военный журналист, был редактором фронтовой армейской газеты «Уничтожим врага». При этом сотрудниками редакции газеты оказались его жена и сын. Тогда, на фронте, Альтману никто по этому поводу слова не сказал. Однако позднее, в 1949 году, Иоганну Львовичу поставят это в вину: развёл, дескать, семейственность. На партийном собрании, которое должно было исключить «антипатриотов-космополитов» из партии, председательствующий, небезызвестный Анатолий Софронов возгласил:

Мы будем сегодня разбирать персональное дело Иоганна Альтмана, двурушника и лицемера, буржуазного националиста… Цинизм этого человека дошел до того, что он развел семейственность даже на фронте. На фронте! И жена его, и сын устроились во фронтовой редакции под теплым крылышком мужа и папы. Впрочем, сейчас вам подробно расскажут.

И Иоганн Львович рассказал, что это была за «семейственность»:

- Жена должна была ехать в Чистополь… С другими женами писателей… Но ведь она - старый член партии… Она стала проситься на фронт… Настаивала… Ну что с ней делать? Сорок шесть лет, кандидат наук… Все-таки пожилая женщина. Поэтому я ее взял в редакцию… Она работала там неплохо… даже получила награды… Возможно, ей надо было поехать вместе с другими… женами… в Чистополь. Возможно… Она не захотела… Я взял ее в редакцию. Верно.

- Теперь - мой сын… Когда война началась, ему было только пятнадцать лет. Конечно, он тут же сбежал на фронт. Его вернули. Он снова сбежал. Опять вернули. Опять он пытался. Он сказал: папа, я все равно убегу. И я понял - он убежит. Что делать - так уж он был воспитан. Тогда я и взял его в редакцию. Просто другого выхода не было. И вот в возрасте пятнадцати лет четырех месяцев, исполняя задание, мой сын был убит. Мой сослуживец, который сейчас говорил о семейственности, вместе со мной стоял на могиле моего мальчика… вместе со мной…».

Какое болото представляла собой писательская эвакуация в Чистополе, достаточно хорошо известно. Об этом рассказывают воспоминания многих писателей. Хорошо известно, например, как тамошняя «обстановочка» способствовала самоубийству Марины Цветаевой.

После войны Альтман продолжает литературно-критическую деятельность. Одновременно он был заместителем художественного руководителя по репертуару московского Государственного Еврейского театра (московский ГОСЕТ на Малой Бронной)) до его закрытия (1948).

Сразу после войны в СССР началась инспирированная с самого верха кампания по борьбе с «низкопоклонством перед Западом». По началу, в обстановке победной эйфории, она во многом представлялась оправданной. И тот же Иоганн Альтман, убежденный коммунист и советский патриот, оказался одним из её активнейших участников, по словам одного из современников, "не только ортодоксальным, но фанатически неистовым". Примером служит статья критика в «Литературной газете» о книге известного театрального деятеля Василия Сахновского "Мысли о режиссуре". Обнаружив в ней много "ошибочного, вредного, порочного", он писал, что это — "характерный пример рабского подражательства, экзальтированного и буквально самозабвенного преклонения перед реакционной формалистической эстетикой Запада. Не случайно поэтому Сахновский игнорирует искусство великих русских мастеров".

Однако очень скоро кампания приняла крайне уродливые формы («Россия – родина слонов») и переродилась в «борьбу с безродными космополитами», приняв откровенно антисемитский характер. Причины этого лежали в борьбе различных групп высшего руководства за «сталинское наследство». В августе-сентябре 1948 г. обстановка в сталинском окружении резко изменилась. Умер А.А. Жданов. Вторым человеком в государстве стал Г.М. Маленков. Жданов был крайне одиозной фигурой, но следует признать, что в своей сфере – идеологии, он придерживался бескровных, “воспитательных” (т.е. ругательных) мер воздействия на всех, кто попадал под каток его разносов. В этом смысле Жданов сдерживающе влиял на Сталина. Никто из деятелей литературы и искусства, подвергшихся нападкам  знаменитых «ждановских» постановлений ЦК ВКП(б), не был арестован, и даже не лишен полностью заработка. Маленков же был послушным исполнителем любых, самых жестоких и нелепых, указаний вождя.

Все годы своего правления Сталин не переставал поддерживать грызню среди своего окружения. Делалось это очень просто – приближением или отдалением того или иного члена ЦК. В данном случае речь пойдет о распре между секретарем правления Союза писателей А.А. Фадеевым и заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК Д.Т. Шепиловым (позднее – “примкнувшим”). Шепилов был достаточно образованным человеком, он курировал всю культуру, литературу в том числе. При этом критики и литературоведы пользовались его особым вниманием. Сталин в то время благоволил Шепилову, и Фадеев увидел в этом умаление своей роли.

Критики, пользуясь высоким покровительством, немного “распустились”. Ничего ни антисоветского, ни антипатриотического в их статьях, конечно, не было. Просто они, как им было положено, критиковали серую литературу и спектакли, ставили в пример классику, в том числе и европейскую. Жертвы критиков (А. Софронов, А. Первенцев, А. Суров) перешли в атаку: "Как так? Советские пьесы не нравятся?" Они использовали человеческие слабости Фадеева и настроили его и против Шепилова, и против критиков.

Был Фадеев человеком доверчивым и по-своему принципиальным. Он совершил роковую ошибку – направил Сталину письмо рядовой журналистки Бегичевой. Письмо было истеричным (“В искусстве действуют враги!”), нелепым, полным патриотических фраз и грубых обвинений. Именно в этом письме были собраны почти исключительно еврейские фамилии: Юзовский, Борщаговский, Гозенпуд, Альтман, Варшавский, Прут, Ласкин и т.д. Перечень включал одного армянина (Бояджиева) и одного русского (Малюгина). Письмо Бегичевой попало к Сталину примерно 10 декабря 1948 года, он отнесся к нему более чем благосклонно, и вал покатился. Как раз в это время был распущен ЕАК (Еврейский антифашистский комитет) и арестованы большинство его членов.

Было дано указание готовить известную статью, которая появилась в «Правде» 28 января 1949 года, под заголовком «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» и с фразами типа: «Какое может быть понятие у Гурвича о характере русского советского человека?» Кто ее автор, точно сейчас никто не знает, и, по-видимому, уже никогда не узнает. Есть версия, что некоторые пассажи принадлежат самому И.В. Джугашвили.   

Ситуация прояснилась, свистопляска началась. Не было в стране ни одного творческого союза, научного учреждения, ВУЗа, где бы ни прошли собрания, поносившие “безродных космополитов”. Всем было ясно, это антисемитская кампания, но “правила игры” соблюдались. Ругали иногда и неевреев.

Единственным человеком из “антипатриотической группы”, который подвергся аресту, был Иоганн Альтман. У него не нашлось ни высокого защитника, ни мудрого советчика, и вообще он проявлял непонятную строптивость, в сравнении с другими «критиками-антипатриотами», которые «осознавали и раскаивались». Его последовательно отстранили от работы, исключили из Союза писателей, из партии и, наконец, арестовали. Припомнили ему и эсэровское прошлое. Главным его гонителем стал почему-то Александр Фадеев, лично написавший на Альтмана письмо в высокую инстанцию.

Вскоре после смерти вождя Иоганн Львович Альтман был освобожден, но прожил после этого недолго: перенесенные испытания сократили его век. 26 февраля 1955 года его не стало. Похоронен И.Л. Альтман в Москве, на новом Донском кладбище, за бывшим главным здание Донского крематория, слева от здания, если стоять к нему спиной. Здесь же - надпись-кенотаф сыну литератора Володе Альтману, павшему на фронте в 1941 году.

Посмертно в 1957 году был издан том избранных литературоведческих статей Альтмана «Избранные статьи».